Сказки для Катастрофы Suivre l’histoire

Жила-была одна Катастрофа. Она была маленькая и чёрненькая. И очень своенравная – она ведь Катастрофа! Когда она приходила, все говорили: «Ну вот, Катастрофа пришла!». А когда она уходила, они начинали грустить и ждать, когда она придёт снова. Потому что, на самом деле, все её любили. Вот такая это была Катастрофа.

– – –

Однажды за обедом Катастрофа спросила у двух Зелёных Крокодилов, закусывавших Английским Морским Офицером: «Достаточно ли питательно это блюдо, господа?». «Мы съедим всё, − ответил Крокодил в голубой бандане. − Кроме плеча этого джентльмена, к которому прикоснулась Её Величество, посвящая его в рыцари». А Крокодил с фиолетовым помпоном с гордостью добавил: «Мы − верноподданные Британской короны!». «Ни фига себе патриотизм!» − подумала Катастрофа, глядя на свой недоеденный чебурек.

– – –

Катастрофа спросила у Грустных Кроликов: «Милые Кролики, почему вы такие грустные?». «Мы боимся – по соседству поселилась Лиса!» − ответили Кролики. Тогда Катастрофа сказала: «А давайте раскрасим вас в разные цвета!». И Кролики стали розовыми, оранжевыми и зелёными в красную полосочку. Лиса увидела, что на полянке прыгают разноцветные кролики и решила: «Кролики сегодня какие-то не такие − наверное, они заболели. А кушать больных кроликов мама не разрешает». Лиса была очень послушной, она всегда слушалась маму. Поэтому она купила билет на карусель и уехала в далёкий лес. А Весёлые Кролики подарили Катастрофе букет пушистых одуванчиков.

– – –

Как-то раз Катастрофа пришла в гости к Бегемоту. Она спросила: «Бегемот, почему ты сам большой, а уши у тебя такие маленькие?» Бегемот смутился − он стеснялся своих маленьких ушек. Но это был очень воспитанный Бегемот − он не мог допустить, чтобы Катастрофа поняла, что поставила его в неловкое положение. Поэтому он сказал: «Это чтобы тебя рассмешить, милая Катастрофа». Он пошевелил ушками, и Катастрофа рассмеялась. А Бегемот перестал стесняться своих ушей.

– – –

Однажды Катастрофу укусил Дракула. Она решила, что это комар, почесалась и забыла. А вот Дракула одной лишь прививкой от бешенства не отделался. Вставив в язык восьмую серьгу, он, наконец, понял, что этот психоз мешает ему правильно питаться. Доктор Хаус прописал ему диету, и теперь бедный вампир сосёт кровь у гаишников через соломинку. Она у них жирная, да и народу их не жалко. В общем, всё кончилось хорошо.

– – –

Как-то раз Катастрофа прогуливалась ночью по Гринпинской трясине. Вдруг с весёлым тявканьем, светясь разноцветным фосфором, её обогнала Собака Баскервилей. Катастрофа не могла пропустить клёвую движуху и устремилась за ней. Так они носились по болоту до самого утра. «Бедный Холмс! Он совсем одичал в этой трясине – перешёл на собачатину», − с жалостью подумал доктор Ватсон, в который раз провожая взглядом обезумевшее от ужаса чудовище.

– – –

Катастрофа везде вызывала оживление и волнение. Она радовалась этому и думала, что по-другому быть не может и это хорошо. Но однажды она шла по Мосту. Мост тоже разволновался под её маленькими ножками. Это был старый Мост. От волнения он стал шататься и разваливаться. Катастрофа ничуточки не испугалась − она была очень смелой девочкой. Но она была ещё и умной девочкой и поняла: забудешь о месте действия − станешь причиной своих неприятностей. Или это только показалось, что она поняла?

– – –

Один злой и жадный Заяц как-то сказал Катастрофе: «Что ты за катастрофа такая? Никаких от тебя разрушений». «Я разрушаю скуку, − сказа Катастрофа. − Люди веселятся и от этого становятся лучше». Заяц презрительно фыркнул, отобрал у зайчонка морковку и поскакал в свою тёмную нору. Катастрофа расстроилась. Она была ещё маленькой и не знала, что только в сказках плохие становятся хорошими. А она жила совсем не в сказке...

– – –

Как-то Катастрофа повстречала старого угрюмого Орла. Он давно утратил вкус к жизни и даже ленился счищать вороний помёт со своих некогда блестящих перьев. Катастрофа ничего не сказала, только внимательно посмотрела на него своими карими глазами из-под весёлой чёлки. И Орёл вспомнил! Он вспомнил высокое небо и то, как молодым орлёнком впервые взлетел в него... Он встрепенулся, килограммы чужой грязи пыльным облаком отлетели от его блестящих перьев. Орёл расправил мощные крылья, оттолкнулся и взлетел. Он отправился в полёт. В свой последний полёт... Вот такая она, наша Катастрофа...

– – –

Катастрофа спросила у Времени: «Говорят, в жизни всё просто, тогда почему всё так сложно? И чем что-то хочется сделать проще, тем оно сложнее получается...». Время ответило: «Есть только семь простых нот. Но музыка бесконечна». Время иногда трудно понять, ведь никто не знает, что это такое.

– – –

Катастрофа как-то спросила у Рыжей Лошади: «Какие слова самые лучшие?». Мудрая Рыжая Лошадь глянула на Катастрофу большим добрым глазом, коснулась её щеки бархатными губами и ничего не сказала. И Катастрофа поняла, что слова сами по себе ничего не значат. Только любовь имеет значение. Умной девочкой была наша Катастрофа.

– – –

Катастрофа спросила у Волшебного Зеркала: «Почему ты такое одинокое?». «Во мне люди видят себя такими, какие они есть на самом деле», – грустно ответило Зеркало. «Можно и мне заглянуть в тебя?» – «Загляни, если ты к этому готова». Катастрофа была смелой девочкой, и заглянула в Зеркало. Никто не знает, что она там увидела...

– – –

«Что там, снаружи?» – спросила Катастрофа. «Там твоя жизнь…» – ответил Туман. «Если я выйду из тебя, что будет?» – «Я буду плакать…» – «Может, мне лучше остаться?» – «Во мне ты задохнёшься. И я буду плакать…» – «Как бы я не поступила, ты будешь плакать», – «Я всего лишь Туман…».

– – –

Однажды Катастрофа сидела на подоконнике, прислонившись лбом к холодному стеклу. Она посмотрела вниз с восьмого этажа, и ей показалось, что земля совсем близко... Вдруг Старый Воробей сослепу влетел в её форточку и стал испуганно носиться по комнате, наталкиваясь на стены. Катастрофе удалось поймать беднягу и выпустить на волю. Он улетел, с перепугу забыв поблагодарить. Но Катастрофа поняла: каким безнадёжным ни казался бы этот мир, обязательно найдётся кто-то, кому нужен именно ты. Катастрофа была очень умной девочкой...

– – –

Однажды Катастрофа встретила Существо. В каком смысле «Существо»? Или в каком смысле «встретила»? Об этом надо подумать. Допустим, она встретила Существо в прямом смысле. То есть, не «встретила», а именно встретила, и Существо, а не «Существо». А может, это надо понимать так, что Существо было прямым или прямо куда-то двигалось. Тут опять возникают сомнения: Существо «двигалось прямо», или оно «так прямо куда-то и двигалось!». М-да… задачка. Но это ещё ничего! А вдруг Существо двигалось не в прямом смысле, а в переносном! Тут совсем ничего не понятно: можно ли оставаться в переносном смысле самим собой или придётся поменять свою сущность? И куда в нём можно двигаться? Наверное, в какой-то другой смысл. А если вдруг перейти из переносного смысла в иронический, то как повлияют задние мысли на плавность межсмыслового перехода? А «задние мысли» это мысли тех, кто думает сзади? Тогда надо сделать поворот круг-о-о-ом и их мысли станут передними. Или вот ещё: в скольких смыслах одновременно можно оставаться Существом, не рискуя получить гиперфункцию селезёнки?

Катастрофа умела задумываться, не думая, и потому твёрдо для себя решила: «Никакая я не Гиперфункция Селезёнки. Я – Зебристая Дрень». Но тут не всё так просто. Хорошо известно: существуют две разновидности дреней: зебристые и ложнофантиковые (не путать с ложнофунтиковыми – то не дрени, а хохотальщики, они ещё бывают брюхоногими). Проблема в том, что отличить их невозможно – они идентичны до последней молекулы. «А вот и нет! – Катастрофа была образованной девочкой и не терялась, когда надо было поддержать интеллигентный разговор. – У меня только что вырос зубчатый заусенец, он нежно чешется и звонко пахнет фиалками внутреннего сгорания. Так что я Дрень именно Зебристая. Причём сразу в четырёх смыслах: ироническом, иносказательном и ещё в двух неизвестных науке, которых я только что открыла, за что хочу премию в размере трёх бутербродов с сыром».

«Простите, я, кажется, помешал», – пролепетал Ёжик и поспешил вернуться в туман.

Туман, задорно хрюкая и прядая татуированными ушками, тыкал пятачком в iPhone, спеша позвонить на «Русское радио», чтобы выиграть конкурс на самый мелодичный послеобеденный пук.

«Гы!» − сказала Маша и застегнула свой шкаф на все четыре пуговицы.

М-да… хрюндюли-и-и…